Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВ В ССЫЛКЕ » Р.А. Киреева. Во имя любви и долга.


Р.А. Киреева. Во имя любви и долга.

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

Раиса Александровна КИРЕЕВА

ВО ИМЯ ЛЮБВИ И ДОЛГА

Предлагаемое читателю произведение, посвященное подвигу жен декабристов, написано заслуженным историком Раисой Александровной Киреевой. Оно, безусловно, с интересом будет принято не только молодежью, не очень хорошо знакомой с отечественной историей, но и людьми старшего возраста, которым полезно вспомнить о трагическом прошлом и подумать о будущем, в том числе и о воспитании подрастающего поколения. Конечно, в малом объеме невозможно рассказать обо всех подробностях жизни в Сибири. Однако цитаты из многих мемуарных источников позволят желающим узнать больше о подвиге жен декабристов и воспользоваться библиотечными томами, которых тысячи. Предполагается, что в последующих выпусках будут опубликованы сведения о каждой из упомянутых декабристок. В заключение хочу выразить искреннюю благодарность  автору за огромную общественную, научную и издательскую работу и пожелать дальнейших успехов и доброго здоровья на благо нашего общества.

1826 год. Санкт-Петербург. 13 июля. На рассвете были казнены: Павел Иванович Пестель, Кондратий Федорович Рылеев, Сергей Иванович Муравьев-Апостол, Михаил Павлович Бестужев-Рюмин и Петр Григорьевич Каховский.
Москва. 19 июля. В Кремле служили очистительное молебствие «за избавление от крамолы». «Митрополит Филарет благодарил Бога за убийство. Вся царская фамилия молилась, около нее сенат, министры, вокруг стояли коленопреклоненные гвардейцы без киверов; пушки гремели с высот Кремля. Никогда виселицы не имели такого торжества. Николай понял важность победы!».
Эти слова принадлежат очевидцу события юному тогда, 14-летнему Александру Ивановичу Герцену.
«…Повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна», - писал А.С. Пушкин в письме к поэту П.А. Вяземскому.
21 и 23 июля в цепях и под конвоем были отправлены из Петербурга первые две партии по четыре человека в каждой. Так началась высылка в Сибирь осужденных по делу 14 декабря. Но вскоре высылка была временно прекращена, так как на местах не были готовы к приему более чем ста важных государственных преступников. Возобновили высылку к январю 1827 г.

В 20-е годы XIX в. Сибирь представлялась мрачным, ледяным адом, откуда, как с того света, возврат невозможен. Власти были убеждены, что, изолировав декабристов, они заставят всех постепенно забыть, изжить их из памяти. Однако замысел разрушили женщины, которые отважно последовали за опальными мужьями на далекую каторгу. Их пребывание в Сибири не только несказанно облегчило тяжелую жизнь каторжников, но и получило большой общественный резонанс. Декабристы и их жены не оказались забытыми. Напротив, они вошли в историю России.
«Они бросили всё: знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем не повинные, они /…/ перенесли всё, что перенесли их осужденные мужья», - писал Федор Михайлович Достоевский. Всю жизнь он свято хранил переданное ему в сибирской каторге женами декабристов Евангелие, в переплете которого были спрятаны деньги. Эту книгу, вспоминал писатель, подарили ему «те, которые тоже страдали в ссылке и считали время её уже десятилетиями и которые во всяком несчастном уже давно привыкли видеть брата». «Что за чудные души, испытанные /…/ горем и самопожертвованием /…/, они присылали нам пищу, одежду утешали и ободряли нас».
К моменту приговора из 121 осужденных женатыми были всего 23 человека (включая И.А. Анненкова; его брак официально тогда не был оформлен). Большинство молодых людей не успело еще обзавестись семьями. Были среди декабристов и многодетные отцы, имевшие по четыре, пять и по шесть детей (наприме, В.Л. Давыдов).

С января по июль 1826 г., когда арестованные содержались в крепости, в их семьях появились 10 новорожденных: две девочки (Александра у Анненкова и Любовь у Бригена) и 8 мальчиков (три Николая – у Волконского, Лихарева и Поливанова, два Михаила – у Никиты Муравьева и Фонвизина, два Евгения – у Якушкина и Розена и один Лев у Иосифа Поджио). В том же 1826 г. две женщины, увы, овдовели. Это Наталья Михайловна Рылеева, жена казненного поэта Кондратия Рылеева, и 19-летняя Анна Ивановна Поливанова. Ее сын родился менее чем за два месяца до смерти умершего в тюрьме мужа.
По-разному отнеслись жены декабристов к внезапно изменившейся судьбе. Некоторые воспользовались царским разрешением вторично выйти замуж. Среди них оказались дочери сенатора, генерал-лейтенанта А.М.Бороздина. Одна из них была замужем за Иосифом Поджио, другая – за Владимиром Лихаревым. Отец сумел воспрепятствовать желанию дочерей разделить участь мужа. Он, опасаясь, как бы дочери не последовали примеру их двоюродной сестры М.Н.Волконской, обратился даже за содействием к царю. И они в конце концов покорились, и обе со временем вторично вышли замуж. За семью женихами не поехали уже обрученные с ними невесты…
По разным причинам не смогли приехать жены к восьми мужьям. Женам, пожелавшим последовать за осужденными, пришлось преодолеть ряд препятствий, и прежде всего, сопротивление собственной семьи. Не просто было получить на то официальное разрешение. Так из 16 женщин, которые решились на поездку, получили его 14, а последовали в сибирскую каторгу 11 женщин: девять жен и две невесты, обе француженки, обе венчались в Сибири (одна в Чите, другая в Петровском Заводе).
Отправляясь в неведомый, труднейший путь, женщины не только сознательно порывали с благополучным прошлым, отказывались от привилегий, от привычного уклада жизни, но и с болью в сердце оставляли на руках родных своих детей – их категорически запрещалось брать с собой. То был сильнейший удар по материнскому сердцу, и не все смогли преодолеть это жестокое препятствие.

Тех, кто во имя любви и долга выдержали все испытания, сполна разделили все тяготы жизни на каторге и ссылке вместе с декабристами, стали называть декабристками. Именно о них и их судьбе пойдет далее речь.
Напомню имена этих женщин в порядке прибытия их в Сибирь. В феврале 1827 г. приехали к месту назначения Екатерина Ивановна Трубецкая и Мария Николаевна Волконская в Благодатский рудник и Александра Григорьевна Муравьева в Читу. Вслед за ней в Чите появились – Елизавета Петровна Нарышкина и Александра Васильевна Ентальцева. В 1828 г. к ним присоединились Александра Ивановна Давыдова, Наталия Дмитриевна Фонвизина и Полина Гебль ( в замужестве Прасковья Егоровна Анненкова). Анна Васильевна Розен и Мария Казимировна Юшневская прибыли в 1830 г. Камилла Ледантю приехала к жениху В.П.Ивашеву в 1831 году.

Объединенные общей участью, эти женщины были разными по происхождению, материальному положению, по воспитанию и образованию, да и по дальнейшей судьбе. Одни принадлежали к титулованной знати, и были очень богаты, другие располагали скромным достатком. Княжеский титул имели Е.И.Трубецкая и М.Н.Волконская; урожденными графинями были А.Г.Муравьев (графиня Чернышева), Е.П.Нарышкина (графиня Коновницына) и та же Трубецкая (графиня Лаваль); баронессой стала Анна Васильевна Розен.
В недавнем прошлом мужья некоторых из названных женщин принадлежали к высшему офицерству. Трое: С.Г.Волконский, М.А.Фонвизин и А.П.Юшневский имели генеральский чин. С.П.Трубецкой, В.Л. Давыдов и М.М.Нарышкин были полковниками, А.В.Ентальцев – подполковником. Пятеро из них (С.П.Трубецкой, С.Г.Волконский, Н.М.Муравьев, В.Л.Давыдов, А.П.Юшневский) были осуждены по первому разряду; двое - по второму: И.А.Анненков и В.П. Ивашев; по четвертому – М.М.Нарышкин и М.А.Фонвизин; по пятому – А.Е.Розен и по седьмому А.В.Ентальцев.
С точки зрения Николая 1 отъезд каждой женщины возбуждал нежелательное внимание к делу и вызывал чересчур много участия к ссыльным. И власть предпринимала строжайшие меры к удержанию жен декабристов от их намерения следовать за мужьями и всеми силами стремилась преградить проникновение их в Сибирь.

В то время в России действовал «Устав о ссыльных» 1822 г., где определялось положение о женах ссыльно-каторжных. Там в статье 222 утверждалось: «Женщины, идущие по собственной воле, во все время следования, не должны быть отделяемы от мужей и не подлежат строгости надзора». В статье 231 предусматривалось, что эти женщины «по смерти мужей, имеют свободу вступать в брак, с кем пожелают, и с ведома местного начальства остановиться там, где признают за лучшее, или возвратиться к своим родственникам без всякого препятствия». Таким образом, закона, запрещающего женам ссыльно-каторжных быть со своими мужьями, в ту пору не было.

Как и не было запрета возвращения по смерти мужа в родные места. И их местожительство не регламентировалось. И запрета на проживание в столицах тоже не было. По отношению к женам декабристов положения действующего устава 1822 г. показались высшей власти недостаточными, и она во главе с царем принялась ужесточать меры. Сразу же после отъезда Екатерины Ивановны Трубецкой, «признано было принять меры к отклонению сего намерения жен прочих подобных Трубецкому преступников». Особым комитетом генерал-губернатору Восточной Сибири Лавинскому было поручено дать от себя предписание Иркутскому гражданскому губернатору. Предписание это было высочайше одобрено государем, то есть оно приобрело силу закона.

На «особое попечение» Иркутского губернатора возлагалось «употребить все возможные внушения и убеждения к остановлению их /жен осужденных – Р.К./ в сем городе и к обратному отъезду в Россию». Рекомендовались и конкретные угрозы, которые могут состоять в следующем: «1) Что следуя за своими мужьями и продолжая супружескую с ними связь, они, естественно, сделаются причастными их судьбе и потеряют прежнее звание, то есть, будут признаваемы не иначе как женами ссыльно-каторжных, а дети, которых приживут в Сибири, поступят в казенные крестьяне.

2) Что ни денежных сумм, ни вещей многоценных взять им с собою, как скоро отправятся в Нерченский край, дозволено быть не может, ибо сие не только воспрещается существующими правилами, но необходимо и для собственной безопасности их, как отправляющихся в места, населенные людьми, на всякие преступления готовыми /…/». Советовалось указывать, что переезд через Байкал в осеннее время черезвычайно опасен, что существуют и другие сибирские трудности.

Но, предусматривалось в документе, если после всех угроз окажутся в числе жен некоторые непреклонные, то в «таком разе, не препятствуя им в выезде из Иркутска в Нерченский край, переменить совершенно ваше с ними обращение, принять в отношении к ним, как к женам ссыльно-каторжным, тон начальника губернии, соблюдающего строго свои обязанности, и исполнить на самом деле то, что сперва сказано будет в предостережение и вразумление». В бумаге писалось и о том, что «Его Величество не предполагает в делах сего рода допускать каких-либо исключений».
Предъявляемые женам декабристов требования ставили их в такое положение, как будто они сами были лишены всех прав состояния и приговорены к каторге. Натиск власти первой пришлось испытать на себе Екатерине Ивановне Трубецкой. Губернатор Цейдлер в течение нескольких месяцев в точности и с усердием исполнял тайный циркуляр. Он пользовался всевозможными средствами, стараясь убедить княгиню возвратиться домой. Он пугал ее перспективой физических страданий, лишений, ужасами жизни среди 5 тысяч каторжников, грозил потерей политических и имущественных прав, предупреждал, что будущие дети ее потеряют право на дворянство и станут казенными крестьянами…
Екатерина Ивановна, не читая, подписывала все отречения. Губернатор пошел на хитрость и под предлогом болезни несколько дней не принимал ее. Затем он вновь просил, умолял оставить свое намерение. Потом он как бы давал разрешение на дальнейшее путешествие, но… по этапу вместе с каторжниками, связанной с ними канатом. Она согласилась и на это. И тут Цейдлер не выдержал и, прослезившись, сказал: «Вы поедете, поедете..». В итоге, губернатор, хотя и не переубедил Екатерину Ивановну, но задержал ее на четыре месяца – с 16 сентября 1826 г. по 19 января 1827 г. Тем временем ее догоняли М.Н.Волконская и А.Г.Муравьева.
Самоотверженность и непреклонность Е.И.Трубецкой, а так же М.Н.Волконской и А.Г.Муравьевой, послужили ободряющим примером для других жен. Одна за другой они направлялись по Сибирскому тракту. Они, тоже, не задумываясь, подписывали страшные отречения, и у них проводили обыски, но и они оставались непреклонными, и ни одна из них не вернулась назад.

2

Добровольно прибывшие в сибирскую каторгу женщины были тогда совсем молодыми, даже молоденькими. Марии Николаевне Волконской едва исполнился 21 год; Александре Григорьевне Муравьевой, Камилле Ледантю (Ивашевой) и Наталии Дмитриевне Фонвизиной было по 23 года; Елизавете Петровне Нарышкиной – 25 лет; Александре Ивановне Давыдовой  – 26; Екатерине Ивановне Трубецкой – 27 и Полине Гебль (Анненковой) – 28 лет. Лишь троим было за 30: Анне Васильевне Розен (33 года), Александре Васильевне Ентальцевой (37 лет) и самой старшей Марии Казимировне Юшневской исполнилось 40 лет. Их жизнь «во глубине сибирских руд» была тяжела. Особенно трудными были семь месяцев, которые Е.И.Трубецкой и М.Н.Волконской довелось прожить в Благодатском руднике. Там на каторжных работах трудились их мужья.
Мария Николаевна описала свое свидание с мужем в руднике. «Сергей бросился ко мне: бряцание его цепей поразило меня: я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом – его самого».

Две княгини поселились вместе в маленькой деревенской избе. «Она была до того тесна, что, когда я ложилась на полу на своем матраце, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила, и ее нельзя было топить, когда на дворе было ветрено; окна без стекол, их заменяла слюда», - написала Волконская в своих «Записках».
По словам Е.П.Оболенского, прибытие этих двух женщин, «русских по сердцу, высоких по характеру, благодатно подействовало на нас всех, с их прибытием у нас составилась семья».

С января 1827 г. всех декабристов, отбывавших каторгу в Сибири, начали переводить в Читу, во временную тюрьму. В те далекие годы Чита была небольшим забайкальским селением, расположенным в низине, окруженной со всех сторон горами. Узников вначале разместили в небольшом тюремном помещении («Малый каземат»), затем отвели для них ещё один дом  и построили, наконец, «Большой каземат»; который строили для себя сами декабристы. Они же обустраивали дороги, зарывали глубокий овраг, прозванный «Чертовой могилой».

Заключенных в Читинском остроге угнетали теснота, шум, постоянный грохот кандалов (оковы сняли в сентябре 1828 г.).
«В Чите мы были набиты в казематах, как сельди в бочке: теснота, духота и грязь…», - вспоминал Михаил Бестужев.Но, вместе с тем, «каземат нас соединил вместе, дал нам  опору друг в друге и, наконец, через наших ангелов-спасителей, дам, соединил нас с тем миром, от которого навсегда мы были оторваны политической смертью, соединил нас с родными, дал нам охоту жить».

Первой из женщин в Читу примчалась в феврале 1827 г. А.Г. Муравьева. Затем появилась Е.П. Нарышкина с А.В. Ентальцевой. Из Благодатского рудника, опередив мужей, приехали  Е.И. Трубецкая и М.Н. Волконская. На следующий год за ними прибыли еще три женщины: А.И. Давыдова, Н.Д. Фонвизина и Полина Гебль.
Постепенно напротив колонии декабристов выросла колония декабристок. Их деревянные дома образовали небольшую улочку, которая стала называться Дамской улицей.
По прибытии в Сибирь, все женщины давали подписку об отказе от семейной жизни. Им было позволено видеться с мужьями только два раза в неделю в казематах в присутствии дежурного офицера. И вдруг, неожиданно для себя, комендант Читинского острога С.Р.Лепарский обнаружил в письмах к родным П.Е.Анненковой, А.Г.Муравьевой и А.И.Давыдовой просьбу прислать белья для ожидаемых ими детей.
Комендант возвратил письма женщинам, говоря: «Но, позвольте вам сказать, что вы не имеете права быть беременными. Когда у вас начнутся роды, ну, тогда другое дело». «Не знаю – почему ему казалось последнее возможным, чем первое», - недоумевала Полина Анненкова, поведавшая об этом курьезе в своих «Записках».
Детей декабристов, родившихся в Сибири, шеф жандармов Бенкендорф назвал «несчастными жертвами любви необдуманной».

«Два раза в неделю женам разрешалось навещать их (декабристов – Р.К.) и беседовать с ними. В остальные же дни они приходили на определенное место, мимо которого проводили арестантов, и молча на них смотрели» (из записок сестры Е.И.Трубецкой) «Всякий день каждая из них подходила украдкой к частоколу, чтобы взглянуть на своего мужа… и нередко случалось, что часовой, исполняя  приказ начальника, отгонял посетительницу прикладом». (декабрист И. Д.Якушкин) «К частоколу в разных местах виднелись дорожки, протоптанные стопами наших незабвенных добрых дам. Каждый день по несколько раз подходили они к скважинам, образуемым кривизнами частокола, чтобы  поговорить с мужьями, пожать им руки, может быть, погрустить вместе, а может быть, и ободрить друг друга в перенесении наложенного тяжелого креста» (декабрист А.П.Беляев).

В Чите декабристов содержали четыре года, до начала осени 1830 г.
Тем временем, вдали от больших рек и основных проездных путей, на болотистом месте в 600 км. от Читы на Петровском Заводе была построена для декабристов специальная тюрьма. Узники должны были идти на новое место заключения пешком. После тюремного заточения выход на природу представлялся декабристам счастьем.
«Шествие наше было радостное, почти торжественное; дорогой восхищались мы свободой, природой, рвали полевые цветы, могущие украсить любую петербургскую оранжерею», - вспоминал Н.И.Лорер. Во время перехода путников догнали еще две дамы – А.В.Розен и М.К.Юшневская. На подходе к Петровскому Заводу декабристов встретились плотники, строившие для них тюрьму.
«Хорошо ли нам там будет?», - спросили они. И услышали ответ: «Ох, господа, худо: строение без окон…». «Как без окон?.., недоумевали «господа». «Казематы, что мы строили, без окон… мы и сами удивлялись, когда строили. Что, мол, это за порядки? Но нам сказали, что так план прислали из Питера».
Вскоре заключенные убедились, что услыхали они от плотников правду – в новой тюрьме камеры были без окон.
Обеспокоенные женщины посылали письмо за письмом в Европейскую Россию к своим родным и знакомым. Особенно красноречиво описывали наше мрачное жилище Трубецкая, Муравьева, Волконская и Нарышкина, вспоминал декабрист А.Е.Розен. Его жена, Анна Васильевна, послала князю Одоевскому портрет его сына, сидящего в своем номере в полумраке, как в пещере.
«Наши дамы подняли в письмах такую тревогу в Петербурге, что наконец, разрешено прорубить окна на улицу в каждом номере», - свидетельствовал и М.А. Бестужев. Однако узкие, расположенные под самым потолком и обрешеченные окна, были прорублены лишь в мае, то есть более чем полгода, все осенне-зимние месяцы, декабристы прожили в темноте при свете.

Климат и тяжелые условия тюремной жизни пагубно сказывались на здоровье женщин: в возрасте 28 лет тяжело заболела и умерла Александрина Муравьева, опасались за жизнь Е.П.Нарышкиной и Н.Ф.Фонвизиной, отсюда проистекали истоки многих последующих заболеваний…
Много, еще очень много можно сказать о женах декабристов, об их тягостях, радостях и утратах. Но ограничусь лишь одним свидетельством декабриста А.Е.Розена: «Странным показалось бы, если бы я вздумал подробно описывать, как они сами стирали белье, мыли полы, питались хлебом и квасом, когда страдания их были гораздо важнее и другого рода, когда видели мужей своих за работаю в подземелье, под властью грубого и дерзкого начальства».
Важно подчеркнуть то, что жены декабристов поняли и оценили «дум высокое стремление» своих осужденных мужей.
«Если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, – разъясняла своим внукам М.Н.Волконская, - все же справедливость требует сказать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслужить уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит Отечество».
В Европейскую Россию женам декабристов и их оставшимся в живых мужьям разрешено было возвратиться лишь после смерти Николая I, по амнистии 1856 г., данной в связи с коронацией нового императора Александра II.
Но и после манифеста о помиловании декабристы подлежали надзору полиции. По подсчету Сергея Григорьевича Волконского из 121 человека из Сибири вернулось 19. Остальные остались в сибирской земле…

И не всем женщинам суждено было возвратиться в родные места. Первой ушла из жизни 28-летняя Александра Григорьевна Муравьева. Она умерла в 1832 в Петровском Заводе. В 1840 г. на поселении в Туринске не выжила при родах Камилла Петровна Ивашева. В 1854 г. в Иркутске скончалась Екатерина Ивановна Трубецкая.

Трое вернулись на родину вдовами – Александра Ивановна Давыдова, Александра Васильевна Ентальцева и Мария Казимировна Юшневская. Лишь одна Александра Ивановна Давыдова дожила до 93 лет (из декабристов в таком же возрасте ушел из жизни Матвей Иванович Муравьев-Апостол). Низкий поклон и светлая память благородным, нежным, мужественным, самоотверженным женщинам – женам декабристов, добровольно и сполна разделивших с опальными мужьями их участь.
Напомню стихотворные строки Николая Алексеевича Некрасова:
«Пленительные образы! Едва ли
В истории какой-нибудь страны
Вы что-нибудь прекраснее встречали.
Их имена забыться не должны!»
Повторим и мы за поэтом и за декабристом Александром Петровичем Беляевым: «Да будут незабвенны имена ваши».


Вы здесь » Декабристы » ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВ В ССЫЛКЕ » Р.А. Киреева. Во имя любви и долга.